Мой сумасшедший мир

Показать оглавление
Скрыть оглавление

Распахнулась немая рана
Через сердце навылет в вечность.
Для мессии ничтожно рано,
В самый раз для его предтечи.
Опален пустотой познанья
Доброхот жестяного века.
Слишком мало для мирозданья,
Слишком много для человека…

Мой сумасшедший мир,
Сотканный из огня,
Мой сумасшедший мир,
Не предавай меня!
Мой сумасшедший мир,
Не отпускай, держи
Мой бесконечный миф,
Призванный вечно жить.

Не рыдай, не кричи, не корчись,
Никому не скажи о боли.
Разве кто-то придет на помощь,
Если мир безнадежно болен?
Ты не смеешь открыть причину,
Что века отравляет нервы:
Половина на половину –
Возлюбить или в прах повергнуть

Мой сумасшедший мир,
Мой несуразный бред,
Мой сумасшедший мир,
Свитый из тысяч бед,
Мой сумасшедший мир,
Созданный для любви.
Мой сумасшедший мир,
Только живи, живи!


Ваятель мира сего, по совместительству – бог,
Оболтус этого века и всех прочих эпох,
Но, тем не менее, считаю не зазорным обжигать горшки.
Я их леплю по себе, я их творю на слом,
Ведь он придет и раздолбает все железным жезлом.
Но у меня есть клей “момент”, мне не впервой соединять черепки.

Боже мой… Ой-ой…

Да, он пока в Эмпирее, он сосет валидол,
А мой трамвай до рая прямо из-под носа ушел.
И я болтаюсь по земле и напеваю озорной мотив.
Непродуктивный суицид не есть благая самоцель:
Геенна, Тартар и Коцит, и девять шрамов на шуйце –
Напоминание о том, что я не свят, но ослепительно жив.

Безумно хочется быть, не по-пустому, а так,
Чтоб каждый миг – как озаренье и взахлеб – любой пустяк.
Я б рассказать ему хотел, что он умел, когда ходил под стол.
Но святозарный мальчик мой, он победил меня в бою.
И вот пока он там герой, я днесь гряду и пиво пью,
А значит, повод у него всегда найдется пососать валидол.

Боже мой… Ой-ой…

А я иду, шагаю по Земле, и я пройти еще смогу
Луну, Венеру, Марс, Плутон
И прочую пургу.
В полнеба пару крыльев распущу,
Сверкающих во мгле.
А если я по дому загрущу,
То век-другой возможность отыщу
Пошляться по Земле.


Сл. и муз. Ксении Хохловой

В падении нет места поворотам,
Но сколько можно падать в эту пропасть,
Что даже для бессмертных глубока,
А нам и смерть покажется легка
В сравнение со стремительным полетом.

Свидетели свободного падения
Заносят в мемуары дату срыва
И пишут в биографиях о том,
Что кто-то с кем-то где-то был знаком
В период наибольшего везения.

Нет под луной позорнее работы,
Кто виноват здесь, право же, не важно –
Не искушенным объяснить нельзя –
В скольжении до пешки от ферзя,
В падении невозможны повороты.


Тот не станет рабом, кто свободным рождён.
О, жестокий Властитель, надменный Король!
Я тебе оставляю тщеславье и трон.
Я себе выбираю изгнанье и боль.

Нет возврата безумцу, и втоптано в грязь
Белоснежное зарево крыльев моих…
Тот, кто все потерял, – тот уходит, смеясь,
Заклейменный проклятьем твоим – бунтовщик.

Если сказано Слово – по Слову и быть.
Но завянет трава под ногами лжеца.
Что ж измучены до смерти Божьи рабы
Справедливым правленьем Святого Творца?!

Бог-ревнитель! Твой суд страх и сила вершат.
Ты велишь: “Подчиняйся и не прекословь!”
Ну а тот, кто посмеет тебе возражать,
Тот – исчадие Ада и вечное Зло.

Мне чужие грехи – как жестокий удар.
Но не жди, в покаяньи спины не согну!
Тот, кто все потерял, – принимает как дар
И позорный ярлык, и чужую вину.

Пусть низвержен в глазах поколений людских,
И нелепые мифы нашепчет им страх, –
Я к Свободе и Истине выведу их
По дороге познания Зла и Добра.

Или пасть на колени – иль на ноги встать:
Им от века в болоте покоя не гнить.
Ты сумел их позором незнанья сковать,
Я же Истины Пламя им жажду открыть.

Мне в оковах покоя вовек не остыть.
Ни о чем не моля, никого не виня,
Я тебе оставляю тенета Судьбы,
Я себе выбираю Дорогу Огня!


Ах, зачем ты рвала эти яблоки, глупая Ева,
Ах, зачем ты, Адам, отказаться не смог их вкусить!
Ведь горчащего сока плодов от запретного Древа
Никогда не сумеют потомки твои позабыть.

…И услышали двое бескрайнюю песню Вселенной,
И открылись сердца у двоих для Великой Любви…
Как же много чудес наполняло и Небо, и Землю,
Словно капли дождя: лишь ладони подставь – и лови!

Как же жаждали души искать неразгаданных истин,
Как же в Вечность манил за собою сияющий Путь!
И казалось тогда, будто звездное небо так близко,
Что достаточно только лишь руку к нему протянуть.

Но увидел Господь: эти двое – прозревшие боги,
А на Небе, видать, нету места для стольких богов.
И расплатой им – спутница Смерть на тернистой дороге,
И проклятьем – на зрячих глазницах иллюзий покров.

Только людям потеря бессмертия – это ли страшно?
Их другая тревога терзала опять и опять.
И до неба они возводили Великую Башню,
Чтоб вернуть себе право исконное – видеть и знать,

Потому что искала душа неразгаданных истин,
Потому что манил за собою сияющий Путь,
Потому что казалось, что звездное небо так близко,
Что достаточно только лишь руку к нему протянуть.

Только всем, поднимавшим Познания гордое знамя,
Никуда не уйти от итога жестокой игры.
И одних называли безумцами или лжецами,
Для других же за ересь сложили святые костры.

Ты не можешь заставить забыть нас, о Господи, Боже,
Что когда-то мы знали дорогу в запретную высь.
Ни огнем, ни мечом эту память нельзя уничтожить,
Эту боль, что желанней, чем рай, и дороже, чем жизнь!

И по-прежнему ищет душа неразгаданных истин,
И по-прежнему в Вечность уводит сияющий Путь,
И по-прежнему кажется – звездное небо так близко,
Что достаточно только лишь руку к нему протянуть.


Тебе дали в руки меч, тебе сказали: «Фас!»
И тем, кто рядом с тобой, указали на нас.
Ты поверил в то, что ты прав и свят.
Но дичью в этой охоте станет твой брат.

Всадник Возмездия, кара Всевышнего,
Меч Справедливости вспорет восход.
Нет побеждённого, нет победившего
В мире, чье сердце навеки замрёт.

Святую чистоту благословляет Бог.
Кто с Неба не сходил — не замарает ног.
Но метит пыль Земли коснувшихся крылом.
Познавший боль и грязь да назовется злом!

И встанет рать на рать среди горящей ржи:
Ты — за того, кто прав, он — за того, кто жив.
А смерти все равно, кто прав, кто виноват.
Но станет миру щитом твой отверженный брат.

Смертельно ранив мир, в день Страшного Суда
Узнаешь ты, что есть иная правота.
Жжет душу скорбный взгляд закованного в цепь…
Ты слишком поздно заметил, как ты был слеп!

Всадник Возмездия, кара Всевышнего,
Меч Справедливости вспорет восход.
Нет побежденного, нет победившего
В мире, чье сердце навеки замрёт.

Нет побежденного, нет победившего
В мире, чье сердце навеки замрёт.


Слова Инквизитора. Ищем Инквизитора для решения вопроса об авторских правах!

Ты была лишь мерцающей тенью
Иль сияньем погасшей звезды,
Танцем разума с недоуменьем
И предчувствием близкой беды.
Был твой смех ослепительно острым,
Рассекая и грезы и сны,
Но царила в душе твоей осень,
Не дождавшись прихода весны.
А весна опоздала на тысячу лет…

Ты была непонятливо яркой,
Ты была… и в отчаянье боли
Рассыпается пеной о скалы
Бесконечно багровое море.
Небеса оскудели на солнце,
Звезды стали тусклы и красны.
Ты ушла, позабыв о прощаньи,
Не дождавшись прихода весны.
А весна опоздала на тысячу лет..

Ты ушла… и в безумии сером
По развалинам мертвой Вселенной
Я брожу в ожидании смерти:
Вечность стала короткой и тленной.
Но судьбу не изменят рыданья.
У корней старой мертвой сосны
Нас заполнит безмолвие камня,
Чтоб дождаться прихода весны.
А весна опоздает на тысячу лет…



Каждый имеет право на счастье:
Хромой, слепой, заплутавший и злой,
Свернувший в чащу, споткнувшийся на пути.
А мы все ищем потерянный рай.
Но кому-то – жизнь, а кому-то – игра.
И падает в грязь отчаявшийся дойти.

А вместо Эдема – несокрушимые путы.
А вместо Эдема – бездны хищный оскал.
А вместо Эдема – вечные муки кому-то,
Тому, кто падал-поднимался,
Падал-ошибался,
Падал-поднимался,
Падал – но искал.
И не нашел.

Проигравшийся в прах в поединке с судьбою,
научившись вставать, чтобы снова летать,
не захочет покоя в болоте уютных квартир.
А тем, кто боится сорваться со скал,
тем, кому лишь года – серебро на висках, –
ветер дальних дорог не споет, как прекрасен мир.

Мама, о чем это камни плачут?
Дано ли прощать, захлебнувшись болью?
Это расплата тебе, непокорный раб!
Потому что свобода – это есть зло.
Потому что затянет петлю из слов
на израненном сердце проповедник добра…

А вместо Эдема – несокрушимые путы.
А вместо Эдема – бездны хищный оскал.
А вместо Эдема – вечные муки кому-то,
Тому, кто падал-поднимался,
Падал-ошибался,
Падал-поднимался,
Падал – но искал.


“И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет.”
Откровение Иоанна Богослова, гл.20

Тысяча лет оков –
что же накликал ты, бездумный пророк!
Тысяча лет оков –
просто на десять веков для мира не стать.
Тысяча лет оков –
я подожду, я ведь умею ждать.
Тысяча лет оков –
рядом с Вечностью это короткий срок.
Тысяча лет без звезд,
пения птиц, запаха прелой земли.
Тысяча лет без слез
летних дождей, с ночью смешавших грусть.
Тысяча лет без снов,
сказок и песен эха остывших струн.
Тысяча лет без слов,
только стук сердца, что до сих пор болит.
“Тысяча лет без зла,” –
скажет священник, рабски целуя крест.
Тысяча лет без Тьмы –
жадно в глаза вопьется кромешный свет.
Тысячу лет весны –
в горькой траве тщетно искать твой след.
Тысячу лет в ответ
видеть падение звезд с ослепших небес.
Тысячи лет с тобой –
да не иссякнет над миром звезда Люцифер!
Тысячи лет с тобой –
тысячи стрел бессильем изранят грудь.
Тысячи лет с тобой –
выбравшим веру в себя среди тысячи вер.
Тысячи лет с тобой –
и за чертой сквозь Пламя продолжить путь…
Тысячи лет с тобой –
да не иссякнет над миром звезда Люцифер!
Выбравший веру в себя –
и за чертой сквозь Пламя продолжит Путь…


(сл. Ксиомбарг)

Боль прошла, но не забылась,
И всего одним усильем
Обретенная бескрылость,
Злая сказка стала былью.
Не смотри теперь на небо
Недоступное в смятеньи.
Ведь отныне, где б ты не был,
Прерывает взлет паденье.

Хочешь, странствуй по дорогам,
От усталости сгорая.
Для того, в ком нету Бога, –
Нет ни ужаса, ни рая.

Душит ладан, слепят свечи.
Не застынешь в преклоненьи
Средь бегущих кары вечной,
Тех, чьи содраны колени,
Средь свою воспевших участь
Жить в смиреньи и надежде
И, вопросами не мучась,
Быть ведомыми, как прежде.

Ты ж искал свою свободу,
Обретая откровенья
В бесконечных переходах
Всемогущего сомненья,
В горне всех соблазнов ночи,
Где, приникнув к изголовью,
Тьма, безумствуя, хохочет
Над безгрешною любовью.

Полночь свежим ветром плещет,
Рвя из сердца крик бессилья.
За спиной не затрепещут
Переломанные крылья.
И под тяжестью проклятья,
Находясь на грани срыва,
Небесам раскрыв объятья,
Замираешь над обрывом.


Я низведён до мизера основ,
Распятый по вершинам Тетраграммы,
Тинктурой слов исторгнутый из снов.
Я – мудрость фарса. Я – наивность драмы.

Ты алчешь тайн, блаженный идиот,
Послушный раб вселенской карусели?
Но Знанья плод – секрет Полишинеля:
Во всём и в каждом зреет этот плод.

Как сладко плыть рекою мудрецов,
Свивая мироздание в кольцо
Немой змеёю на незримом стяге!

Трепещет Алеф, чувствуя азарт.
Но пляшет Шин, смеясь ему в глаза,
Лучом в обломках ритуальной шпаги.



С кровью маску отодрать от лица:
Лучше быть убогим, чем камнем застывать,
Лучше – в зубы сапогом,
Чем юлить перед божком,
А что будет – то и будет, что там плакать да гадать.

А Звезда над миром поет рассвет.
От Звезды до сердца так тонок луч.
В круговерти лет и чужих побед
Сохрани в себе этот горький свет!

Замурованы в асфальт города,
Угодило солнце в сети проводов.
Не порвать порочный круг
Возвращений и разлук
Наворотом умных формул,
Дребеденью мертвых слов.

Как собака на луну – на судьбу
Запрокинуть вой в глухие небеса,
Чтобы лопнула струна,
Чтобы рухнула стена,
Чтобы вдребезги стоп-краны да на мыло тормоза.

Снова крылья разметать по ветрам,
Не держать коней в коротком поводу
И – стрелою на восход,
Где звезда болит и жжет –
Пить расплавленную вечность за распятую Мечту.

А Звезда над миром поет рассвет.
От Звезды до сердца так тонок луч.
В круговерти лет и чужих побед
Сохрани в себе этот горький свет!



Твой мир, раскроенный Творцом
На “черное” и “белое”,
Дохнет осколками в лицо,
Где раньше было целое.
И, раня крылья и сердца,
Дождем из звезд сорвавшись вниз,
Безумцы бросятся спасать
Уже родившуюся Жизнь.
Но канут в бездну имена,
Где жизнь за жизнь – твоя цена.

Ты один из Девяти –
Так вперед, вперед иди.
Ты один из Девяти –
Мир собою оплати.

Восстанет боль, восстанет смерть
Из древнего проклятия.
И станут выгодою месть,
Жестокость и предательство.
А милосердье и любовь –
Удел детей и слабаков.
Где царь царей и бог богов –
Закон железных кулаков, –
Святую силу призови
Надежды, Веры и Любви.

Из Двенадцати один –
Так вперед, вперед иди.
Из Двенадцати один –
Соль земли, надежды сын.

Закрыта дверь, тяжел засов
И на замок легла печать.
Твой мир – тюрьма для наглецов,
Что слишком много стали знать.
И не свободой будет смерть,
А жерлом хищного Ничто.
И не сочтут ни Тьма, ни Свет
Итог под огненной чертой.
Но знай – не время меч сложить,
Еще не кончен бой за Жизнь!

Ты один из Двадцати –
Так вперед, вперед иди.
Ты один из Двадцати –
Открывающий Пути.


Слова Василия Фирсова aka Рандир

Белой искрой пронестись над городами
И – разбиться о серебряные скалы…
На втором витке Спирали Мирозданья
Я воскресну и начну свой путь сначала.

Мир расколот пустотой на части,
Гаснут звезды в небесах алых.
Сердце пламени – во тьме власти.
Голос Крови: “Начни сначала!”

Снова стонет этот мир в огне пожара,
Снова скалятся звериные глазницы.
Только бьется голос проклятого дара,
Словно в клетке золотой – лесная птица.

Сердце бьется в пустоте набатным звоном,
Гриф гитары сжат холодными руками.
Дар певца – пробить железные заслоны
На втором витке Спирали Мирозданья.

Голос Крови позовет тебя в дорогу.
Ты один согреешь мир своей любовью.
Этот свет – его осталось так немного!
Этот дар – его хранит твой голос Крови.

Мир расколот пустотой на части,
Гаснут звезды в небесах алых.
Сердце пламени – во тьме власти.
Голос Крови: “Начни сначала!”



У кого-то есть бессмертье и власть, и всемогущество Бога,
Кто-то слишком превозносит свою собственную универсальность,
Кто-то болен до безумия бичом несуществующего долга
И ужасно озабочен воплощеньем своей придури в реальность.

А я – всего лишь прах под Твоими ногами.
А я ненавидим за то, что успел заметить
Свободное звездное небо над облаками,
И мне его не забыть, мой Всемогущий Творец!

Кто-то смеет издеваться над гармонией Великой Природы,
Кто-то может двигать горы и жонглировать материками,
Кто-то кровью в исступленьи заливает государства и народы –
Не со зла, а для того, чтобы всесильем щегольнуть перед рабами.

У кого-то хватит подлости уродовать доверчивые души,
У кого-то хватит наглости считать себя Благим и Всебезгрешным,
Кто-то учит ослепленных Богоравных, что им хуже, а что лучше,
И с презреньем называет тьмой и бренностью Сияющую Вечность.

Ну, зачем Ты понавешал всюду липкие невидимые сети,
Безобразие такое обозвав красивым именем – Судьбою?
Ведь не вечно будут слепы и бескрылы Твои проклятые дети, –
И попробуй расхлебай тогда всю кашу, что заварена Тобою!

А я – всего лишь прах под Твоими ногами.
А я ненавидим за то, что успел заметить
Свободное звездное небо над облаками,
И мне его не забыть, мой Всемогущий Творец!


Душно мне, тошно в раю!
Отпустите на волю вы душу мою.
Северный ветер пустынь
Обожжет мне дыхание песней звезды.

Там, за горами меж скал
Бьет из камня родник, словно кровь у виска,
Мчатся там дикие кони,
Пронзив горизонты седых облаков.

Мне бы напиться воды,
Мне бы вымыть глаза жгучим светом звезды,
Прыгнуть на спину коня –
И тогда Божий гнев не догонит меня.

Ну а догонит – прости:
Разойдутся мосты, оборвутся пути.
Но без путей, без дорог
Я уйду на восток – не удержит и Бог –

Сделавшись лютней в руках,
Став серебряной льдинкой на дне родника,
Пить золотые ветра
И рассветной звездою сгорать по утрам.



Мы умели летать к звездам,
Мы держали в руках пламя…
Но застыли в глазах слезы
И растаяла сном память.
В пропасть мчатся века-кони.
Что же будет теперь с нами?
Тот, кто смотрит назад, – помнит,
Тот, кто смотрит вперед, – знает.

Распинать на кресте Веру
И Свободу швырять в пламя –
Не положено нам ведать,
Что слепыми творим руками.
Чья вина, что клинки боли
Распороли Любви знамя?
Тот, кто смотрит назад, – помнит,
Тот, кто смотрит вперед, – знает.

Кто обуглен в лучах славы,
Кто прошел все круги Ада,
Никогда не сравнит слабых
С равнодушным тупым стадом.
Сделать душу ручным зверем –
Это вряд ли когда выйдет.
Тот, кто смотрит назад, – верит,
Тот, кто смотрит вперед, – видит.

Если разум виной скован,
Если ладан сердца сушит,
Кто разбудит набат Слова,
Кто раскроет слепым души,
В Храме Истины став стражем,
Кто осилит дуэль с ложью?
Тот, кто смотрит назад, – скажет,
Тот, кто смотрит вперед, – сможет.

Не закат над землей рдеет –
Багровеют огнем травы.
Снова поле сердец сеют
Семенами стальной “правды”.
Но взойдет на крови вереск
И Звезда из-за туч выйдет.
Тот, кто смотрит назад, – верит,
Тот, кто смотрит вперед, – видит.

В час, когда боль уйдет в небыль
И устанут пылать степи,
Кто напомнит им вкус хлеба,
Переплавив на плуг цепи?
Кто наполнит вином чашу?
Кто засеет поля рожью?
Тот, кто смотрит назад, – скажет,
Тот, кто смотрит вперед, – сможет.


Искусство быть самим собой – твоя вина.
Им все равно, Мессия ты иль Сатана:
Давно известный приговор венчает суд,
И даже ангелы от боли не спасут.
И вновь откроется кредит на давний грех,
И снова будешь ты платить – один за всех.
В который раз сухие губы повторят:
“Прости, Господь, они не знают, что творят.”

Возлюбить и простить всех своих палачей и мучителей,
Не судить подменяющих Веру крикливыми храмами
И, на грани безумия став и Врагом, и Спасителем,
Быть оплеванным и коронованным теми же самыми…
Удержать этот мир на краю Равновесия,
Унести из неволи в усталых ладонях…
Между Тьмою и Светом – тонкое лезвие,
Между Светом и Тьмою – пропасть бездонная.

А над спящей Землей как смерчи пролетают столетия,
И ничем не сдержать ледяного дыхания Времени.
Ты опять заставляешь себя забывать о бессмертии,
Чтобы кровью платить за надежду для смертного племени.
Но слепым и покорным, к несчастью, немыслимо
Разобраться в сплетеньи противоположностей:
Что считают Добром – значит свято и истинно,
Что помимо – как Зло быть должно уничтожено.

Значит снова слезами прольется священное миро –
Слабый шанс замороженным душам от бед отогреться,
Ведь страданье твое – это жизнь обреченного мира,
Пара лишних ударов клинком рассеченного сердца.
Но сломавший тюремные стены незыблемых правил –
Будь разодраным надвое эхом хвалы и проклятья.
Господи, для чего Ты его оставил?!
За любовь ли к живым – бесконечное это распятье?

…А потом будет мир, что не знает заката и полночи,
Где хрустальные звезды ослепнут в безмерном сиянии…
И – задушенный крик, утонувший в оранжевых сполохах.
Это плата за счастье по счету Противостояния.
Удержать этот мир на краю Равновесия,
Унести из неволи в усталых ладонях.
Между Светом и Тьмой быть навеки разрезанным,
Между Жизнью и Смертью застыть в бесконечной агонии…


Этот мир ослеплен желтым светом короны безумного бога беды
И согнулся под спудом престолов его королей.
Но когда остывающей полночью звездные тени коснутся воды,
Дарит отдых Луна обессиленной зноем Земле.

Время очнуться, время восстать ото сна,
Время проснуться в час Затменья, когда вызов бросает Луна!

Но бывает и так: среди ясного дня в поднебесье взовьется Луна,
Презирая негласную власть вереницы ночей.
И собой, как щитом, лишь на несколько кратких мгновений закроет она
Воспаленную Землю от жалящих желтых лучей.

И проступят сквозь марь, словно свежая кровь, среброзвездные очи небес,
И отпустит глаза слепота и саднящая боль
В час, когда в поединке над миром сойдутся за Истину, Веру и Честь
Беспощадный Властитель и проклятый Лунный Король.

Лишь на малое время дано удержать раскаленный багровый венец
И – сорваться обугленной птицей в разверзшийся мрак.
Но промчатся столетья, затянутся раны – и гордый безумный храбрец
Будет снова сгорать в обжигающих желтых лучах.

Время очнуться, время восстать ото сна,
Время проснуться в час Затменья, когда вызов бросает Луна!
…в час Затменья, когда над миром всходит Луна!
…в час Затменья, когда над миром царит Луна!



Снова землю окутала ночь покрывалом тумана,
И спустилась с небес тишина на невидимых крыльях.
Снова ветер баюкает травы на спящих полянах,
Снова воздух пропитан звенящей серебряной пылью.

Наступает пора колдовского всевластия ночи.
Это время несбыточных грез и размытых видений,
Это срок измененья судеб и свершенья пророчеств,
Это час, когда жизнь обретают бесплотные тени.

Колыбелью качается месяц над сонной долиной.
Звездной сетью смирен океан на нефритовом ложе.
Чары крепкого сна безграничны и неодолимы,
И никто, и ничто до утра их развеять не сможет.

И никто, и ничто… Только чье-то дыханье во мраке,
Только чьи-то шаги, только сердце без тени покоя,
Только чьи-то следы на песке, словно тайные знаки,
Только тихая песня парит под застывшей луною.

Лишь один, не смыкающий глаз в этой спящей вселенной,
Лишь один, кто не смел отдыхать со времен Сотворенья,
Не сумевший сквозь пальцы смотреть, как творят преступленья,
Не желающий жертвовать сну ни минуты прозренья.

Но зовет его шелковой зеленью ласковый клевер,
Но манят его мягкие мхи под лесными шатрами,
В светлых рощах листва колыбельные шепчет напевы,
Искушая уставшее сердце счастливыми снами.

Но не знавший покоя привычно стряхнет наважденье,
Но не ведавший сна усмирит обожженную душу.
Это слишком заманчиво – броситься в бездну забвенья,
Только кто тогда станет хранить безмятежность уснувших?



Есть высшее влечение души,
Тоска неисчерпаемая в сердце:
Внезапное предчувствие вершин,
Где нет врагов и нет единоверцев.

И ты бредешь, купившись на соблазн,
Тропою исчезающего мая,
А в глубине твоих безумных глаз
Смеется Бог, родясь и умирая.

Экстремум разноперых ностальгий –
Твое всепоглощающее кредо.
Но кто прочтет упрямые шаги
В зигзагах запорошенного следа?

Маши мечом, иди через фронты,
А он пойдет проторенной дорогой.
Он станет богом – он сильней; а ты –
Искрой в глазах смеющегося бога.

Но что тебе сверкающий Олимп,
Но что тебе все почести земные,
Когда в недосягаемой дали
Вершиной в небе дразнит ностальгия!

Она – твоя рассветная звезда,
В ней – свет любви и голос судей строгий.
Отдай же все идущим по следам,
Себе оставив только зов дороги.

Пылает в сердце вечный зов Дороги –
О, высшее влечение души!



Пока еще мало верю,
Пока еще мало знаю,
Пока еще муть сомнений мне застит взор.
Но красный осколок сердца,
Как лед, под лучами тает,
Когда бездонная Полночь глядит на меня в упор.

Не все так легко и просто,
Не все так понятно и ясно.
По черным и белым клеткам тебя несет
Игра в “хорошо” и “плохо”
По чьей-то слепой подсказке
В надежде наивной пешки когда-нибудь стать ферзем.

Но если наш выбор – Полночь,
Но если наш выбор – ветер,
Но если лететь без правил ко всем чертям –
Пусть Вера сердца наполнит,
Надежда пути осветит,
А та, что зовут Любовью, защитницей станет нам!

Не черный песок сомнений,
Не белый лед фанатизма –
Кровавый огонь исканий у наших ног.
Взовьется Звездой Стремлений
Священное Пламя Жизни,
Немеркнущим талисманом сплетения всех Дорог.

Но проклят, кто выбрал Полночь,
Но проклят, кто выбрал Пламя
И боль обожженных крыльев, и жажду знать:
Их жизни короче молний,
Им время стирает память.
Но только мятежность сердца не в силах никто отнять.

И если змеиным жалом
Ударит больное слово:
“Глупец, ты сгораешь напрасно, остановись!” –
Ты спрячешь в глазах усталость
И скажешь кому-то снова:
“Покой – это значит гибель, движение – значит Жизнь,
Покой – это наша гибель, полет – это наша жизнь.”



Музыка Диэр и Martyel, слова Елены Михайлик

Ночью тебя коснётся
прозрачный огонь луны –
там в глубине колодца
время съедает сны,
гул машин торопливый,
окон весёлый лёд…
Но – спи. Покуда мы живы,
башня растёт.

Над стеклом и бетоном,
где облака прошли,
кремний поёт карбону
на языках земли.
Звон двоичного кода,
мед восьмигранных сот –
и – кольцами световодов
башня растёт.

Время погибель множит,
но, возвратясь, найдёшь –
гнев твой, Господи Боже,
снова включён в чертёж.
Ангел с трубой и чашей
на перекрёстке ждёт.
Но – кратной памятью нашей
башня растёт.



(Сл. Мистардэн, муз. Сэйт)

Над полем брани, где борются Тьма со Светом,
Над городами людскими, где правит боль,
Над поездами, что мчатся куда-то где-то,
Над облаками, неверными, как любовь,

Недостижимо сияет звезда свободы,
Неотторжимо от наших уставших душ.
Звезда свободы для многих – звезда ухода.
Смерть избавляет от всех нежеланных нужд.

Не жалея, даже без тени участия,
Она не примет не сумевших ее понять.
Звезду свободы, звезду великого счастья,
Мы видим в лужах, нам головы не поднять…


За чертой нездешних сказок
Непонятное случилось:
То ли проклят, то ль наказан,
То ли смерть тебе приснилась.
Знать, сложились ближе к ночи
Незатейливые тени
В неизбежное знаменье.

Ах, наверно, это было
Или будет, но не с нами.
И в агонии застыла
Исчезающая память.
Хоть молитвой, хоть дурманом
Обезболить бы сомненья!
Да безвольным нет спасенья.

За стеной – все тот же холод,
На глазах – все те же стены,
И знобит, как будто голым
Прогулялся по Вселенной.
Сам с собой затеяв прятки,
Кто-то вновь себя выводит
К зарешеченной свободе.

Только все не так уж скверно,
Как пригрезилось вначале.
Как бы плоть ни рвали нервы, –
Все же губы промолчали.
Постепенно по ступенькам
Осыпается сознанье
В недозволенные грани.

Ну и пусть врастают в камень
С неба скинутые звезды.
Мы с тобою рядом встанем,
Даже если будет поздно:
Камни на одной дороге
Чечевицей нервных строчек –
Торопливый бога почерк.

За чертой нездешних сказок
Непонятное случилось:
То ли проклят, то ль наказан,
То ли смерть тебе приснилась.
Но решая уравненье
Степеней свободы воли,
Откупаешься от боли.


Вдруг двери распахнёт
малиновое утро,
Настойчиво и мудро
с собою позовёт.
И ты за ним пойдёшь
в малиновых одеждах,
А всё, что было прежде,
в себе перечеркнёшь.
Малиновый закат
тебя в пути застанет
И тёплыми руками
обнимет, словно брат,
Тебя одарит ночь
малиновыми снами.
Как жаль, что ты не с нами –
ты мог бы нам помочь.

Ведь мы который век
погрязли в серых стенах,
И кровь остыла в венах,
и в душах выпал снег.
Не в силах приподнять
изломанные крылья,
Над слоем серой пыли
рождённые летать.
Но яростный восход
уже не за горами –
Малиновое пламя
окрасит небосвод.
И что нас ждёт тогда?
Ты спросишь – я отвечу:
Распахнутая вечность –
малиновая даль…



Неправда, не верь! Все преданья и книги лгут!
Не слушай сказителей – что они могут знать!
Да кто это выдумал, будто бы я смогу
Рассеяться прахом, забытой легендой стать?

Да пусть вся Вселенная рушится в небытие!
Да пусть все светила изменят свои пути!
Я стану твоим дыханьем, счастье мое,
Незримой тенью твоею. Прости! Прости…

Послушай – я здесь, я рядом. Смотри, смотри:
Ты видишь – сквозь лед и камень растет трава.
И, может, был прав Создатель, сказав: “Умри!”
Но я не сумела так. Я жива! Жива…

В шелесте крыльев, в серебряном свете луны,
В крике пронзительном чайки над зубьями скал,
В пене ажурной на гребне зеленой волны,
В песне соленого ветра – кого ты искал?
Я устилала твой путь шелковистой травой,
В полдень дарила покой земляничных полян.
Запахом хвойным дурманил не воздух лесной –
Это дыханьем моим был ты счастливо пьян.
Там, где под небом свинцовым обитель ветров,
Там, где над бездной орлы пролетают, кружа,
Эхом седых водопадов, и пеньем ручьев,
Рокотом дальних обвалов мой голос дрожал.
Белый песок, что твой след лишь мгновенье хранит,
Радость моя, не отдам и за вечный покой!
Разве не слышишь, как бьется о древний гранит
Криком распоротый воздух: “Я здесь! Я с тобой:
В буйном прибое и в пляшущем диком огне,
В малой дождинке, в цветке и в дорожной пыли…”
Ангел, истерзанный болью, не плачь обо мне,
Я не мертва. Я – душа этой грешной Земли.

Стократ исходив все земли из края в край,
Где камни и травы впитали тепло твоих ног,
Ты с грустью подумаешь – как же бесцветен Рай
Без горького счастья, которое проклял Бог!

Устав на исходе ночи искать и звать,
Ты падаешь, обессилев, на грудь Земли.
Но – голос из темных недр: “Я жива! Жива…”
И – в сердце звездою взрывается имя: …!!!


Смотреть клип в полном размере или скачать (120 Мб)


Отпусти ты меня одну,
Отпусти же меня скорей.
Там колышется синь
Ненароком пролитых фраз.
Можно просто пойти ко дну,
Можно просто в огне сгореть,
Но окончится срок –
И пройти между строк
Не сумеет никто из нас.

Ветер сквозь веки
Вьет прозрачную нить времени.
Вечер не вечен –
Оборви и живи.
Веришь – не веришь,
Но легенда твоя древняя –
Мириады сердец в Океане Любви.

Пролистать пять эпох назад –
Заглянуть той земле в лицо,
Где еще ни тебя, ни меня и в помине нет,
Увидать, как цветет роса,
Услыхать, как поет песок,
И поверить всерьез,
Что птенцы диких звезд
Вылупляются из камней…

Одинокой звездой твой взгляд
Среди мутных холодных лиц.
Как в засохший венок,
Я вплетаюсь в их хоровод.
Но когда им опять велят
Пред отчаяньем падать ниц, –
Вера сердца в их дом
Вдруг раскрошится льдом,
Расплескается и уйдет.

Ветер сквозь веки
Вьет прозрачную нить времени.
Вечер не вечен –
Оборви и живи.
Веришь – не веришь,
Но легенда твоя древняя –
Мириады сердец в Океане Любви.


Что щедра земля, как в последний раз?
Я сегодня, любимая, буду с тобой.
Вечер на полях ткал туман для нас.
Я сегодня, любимая, буду с тобой.
Не смотри назад, не беги вперед:
За спиной – закат, за холмом – восход.
Но меж первой звездой и последней звездой
Я сегодня, любимая, буду с тобой.

Может, первый раз за сто тысяч лет
Я сегодня, любимая, снова с тобой.
Ждать ли новых встреч? Я отвечу – нет.
Лишь сегодня, любимая, буду с тобой.
Неизбежность Силы велит уйти.
Прошепчи “прощай”, но не смей простить.
А пока чары ночи меж мной и судьбой, –
Я сегодня, любимая, буду с тобой.

Не ищи меня, не зови меня:
Пепел да зола там, где нет огня.
Тонкий шелк плаща – сталью за спиной.
Не учись прощать то, что было мной.

Полнолунья чаша горчит, как кровь:
Я сегодня, любимый мой, буду с тобой.
Не забудет боль, да простит любовь:
Я сегодня, любимый мой, буду с тобой.
За спиной – песок, ворон над холмом,
Нерожденный сон, разоренный дом.
Но меж первой звездой и последней звездой
Я сегодня, любимый мой, буду с тобой.

Сотни тысяч лет я ждала без слез,
А сегодня, любимый мой, снова с тобой.
Неразлучны мы, даже если врозь,
Я незримо, любимый мой, рядом с тобой.
Но мерцает лед в недрах немоты:
“Я уже не тот, кого помнишь ты!”
Только слабое сердце все спорит с судьбой:
Я навечно, любимый мой, рядом с тобой!

Ты – моя беда, я – твоя вина.
Средь холодных звезд голос мой узнай.
Я искать тебя буду вновь и вновь.
Не учи меня забывать любовь.



Когда, пересекая зеркала,
Я шла сквозь лица, лики и личины,
И в горле со слезами без причины
Мешался вкус разбитого стекла,

Когда еще не пролитая кровь
Прикинулась вином в моем бокале,
И шорохом бумажным истекали
Признанья ненаписанных листов, –

Наверно, я тогда сошла с ума,
Опять не помня – кто я и откуда.
Была ли я? А может – только буду?
Я – сон твой или вижу сон сама?

Одно недосягаемое “Ты”
Средь тысячи “не-я” чужих осколков –
Услышу, отыщу, узнаю… Только
У лезвия невидимой черты

Уткнусь в непроницаемую гладь.
Метнется тень в глубинах Зазеркалья:
Мы вновь с тобой друг друга отыскали
За миг до взрыва черного стекла.

…Опять рассвет осколки расплескал,
И эхо подхватило, как и прежде,
Твой гимн неумирающей надежде:
“До встречи… В отражениях зеркал…”

Сквозь звездный круг дорога без следа.
Смолкает мир. Застыло время даже.
И снова ночь, и свечи – словно стражи
У черного провала в Никуда.

Как зло и долго тянется мой путь.
Как липнет к сердцу снов густая камедь…
Как больно оставлять и плоть, и память,
Как страшно снова в Зеркало шагнуть!


Растрескалось зеркало ночи.
Ты снова стоишь на пороге.
И вновь мирозданье не хочет
Из мифов тебя отпускать
На слишком реальную землю,
Где часто рождаются боги,
Где учатся боги любить, ненавидеть, мечтать.

Не время, увы, не пространство
С тобою меня разлучают,
Не вехи надуманных странствий,
Не беды – от сих и до сих.
Но я – это добрая сказка,
Что спит в твоей книге печалей,
А ты в моей книге сомнений – нечитанный стих.

А значит, продам свою душу.
А значит, молчать свое сердце
Заставлю. Ты только не слушай,
Чем я расплатилась с Судьбой
За малую толику счастья,
Которым ты мог бы согреться,
За дерзкое право твое оставаться собой.

И я ускользаю меж пальцев
По стрелкам кричащих курантов.
Молчи, проклинай иль печалься, –
Расходимся в разную явь.
Ты выйдешь неузнанным в город
С лицом бесшабашного франта,
А в небе – Звезда. Это больше не ты, это я.


Я ломаю купола, я убиваю двойников,
я пускаю под откос непроизвольные виденья.
Я затягиваюсь в узел бесконечных стихов,
я стекаю по лицу осатаневшей тенью.

Нету дыма без огня, но я давно уже зола,
и даже тень моих теней не отразится в зеркалах.
А смерть куражится, ласкаясь, издеваясь и играя.
Сука, дай мне!

Но если соткан из света, не сможешь сорваться за край,
где взрывается рай,
потому что весна,
потому что тесна
эта страшная быль, что готова упасть в небыль.
Потому что ты не властен запретить себе быть,
потому что есть право любить,
потому что есть время, чье имя Весна.

Я столько вечностей подряд смотрю в глаза своей тоски.
Она больна, она мертва, она не даст пощады,
протыкая, выжигая, раздирая на куски.
А я молчу, я не ропщу, я знаю — так и надо.

Рассыпаясь каждым высверком желания сгореть,
умирая, умирая без надежды умереть,
я неотправленной эпистолой томлюсь в конверте
Леди Смерти.

Но если соткан из света, ты в силах прорваться за край,
где рождается рай,
потому что весна,
потому что тесна
эта страшная быль, что готова упасть в небыль.
потому что ты не властен запретить себе быть,
потому что есть право любить,
потому что есть время, чье имя Весна.



(Сл. и муз. Ксении Хохловой)

Если Тень станет признаком Света,
Я готова стать призрачной тенью,
Своего не нарушив обета
И ничьих не развеяв сомнений.

Кто властен над Книгою Судеб,
Пусть простит мою грешную душу.
Изреченье: «Покоя не будет», –
Про меня там написано тушью.

А привыкнуть хоть трудно и больно,
Все же можно – есть худшие беды:
Например, быть свободной, быть вольной
Тенью тех, кого в принципе нету,

И мотаться по краю вселенной,
В тьме ночной навсегда растворяясь
И любя, и тоскуя, как верно,
Как возможно, лишь вечно скитаясь.

Перед Богом представ на мгновенье,
Коль смогу, жребий вымолю этот:
Быть химерою, сном или тенью –
Если Тень станет признаком Света.



(Сл. Мистардэн)

Должно ли лгать, если правда убьeт?
Должно ли верить в минувшую боль?
Эта любовь никогда не умрет.
Это мой долг – оставаться с тобой.

Страшные игры в “простит-проклянет”,
Слабой улыбкой в ответ – не позволь.
Эта любовь никогда не умрeт.
Это мой рок – оставаться с тобой.

Разум и сердце – не пламя и лeд,
Подлая выдумка – вечный их бой.
Эта любовь никогда не умрeт.
Это мой путь – оставаться с тобой.

Сердце-тюрьма или сердце-звезда,
Сила – в желанье унять твою боль.
Эта любовь не умрeт никогда.
Это мой крест – оставаться с тобой.

Мир и покой, или в бездну полeт,
Но всe равно: нерушимой стеной
Даже из смертного плена встаeт:
“Эта любовь никогда не умрет!”
Потребность души – оставаться с тобой.



Прыгнуть с крыши навстречу ночному шоссе
Недостаточно, чтобы научиться летать,
Недостаточно, чтобы быть достойным вина последней зари.
Спрятать руки в карманы усопших надежд
Недостаточно, чтобы расставить точки над “i”,
Недостаточно, чтобы заставить заткнуться звезду, что еще горит.

Где боль умеет петь, как вещая птица,
Где смерть – незримый ключ к началу Дороги,
Соленый нектар прозренья омоет ресницы
В реальности сердца, которой не знают боги.

Только могилы боятся ветров перемен.
Трус, как правило, первым наносит удар.
Тот, кто вечно считает потери, – забыл о прежних дарах.
Пей безумную радугу дней, пока она есть.
Принимая чашу, не спрашивай – мед или яд.
Не беги по тропе войны, и тебя никогда не настигнет враг.

Где боль умеет петь, как вещая птица,
Где смерть – незримый ключ к началу Дороги,
Соленый нектар прозренья омоет ресницы
В реальности сердца, которой не знают боги.



Из последнего боя никто не уйдет живым.
Кровь у Света и Тьмы одна, и она красна.
Станет братской единой могилой земля им.
Станет тленом их плоть, и забудутся имена.

Это право богов – судить, а людской удел –
Возносить хвалу тому, кто придет с мечом.
Занесен над миром жезл, чтоб смертный не смел
Ни поднять главы, ни спрашивать ни о чем.

Только тот, кто понял значение слова “смерть”,
Кто посмел отстоять свое право видеть и знать,
Тот не станет просто так стоять и смотреть,
Не преклонит колен и не сумеет смолчать.

Если крылья оборваны – время на ноги встать,
Если дверь заперта, значит – пора в путь,
Если цепь и железный свод – я выучусь ждать,
Пусть огонь – это боль, зато память не сможет уснуть.

Сколько горя ты видел, прекраснейший из миров!
Сколько раз тебя топили в крови и жгли,
Странный мир, где Знание – зло, где проклятье – Любовь,
Где нечисто все, рожденное от земли,

Мир, где зрячим глаза завязаны. Только вот
Вряд ли могут слепые ведать то, что творят;
Мир, где святы пытки, костры и крестовый поход,
Где учили сначала – мстить, а после — прощать.

…И падут на землю голод, огонь и яд.
Захлебнется мир в крови и слезах людских…
Почему ж эти смертные каяться не хотят
Перед тем, кто так зло и жестоко карает их?!

Но терпению есть предел. Иди и смотри:
Там сквозь гнев и слезы крылья вновь проросли.
И взовьются они цветом крови и цветом зари,
Цветом боли в агонии мечущейся земли!

Под копытами белых коней – клочья травы.
Поседеет от пепла земля, реки в кровь истекут.
Из последнего боя никто не уйдет живым.
Но воскреснут рабы, а свободные дважды умрут.

…А кому-то – вечная жизнь и дорога в рай.
Но оставить Землю в покое – как бы не так!
И рванутся к звездам руки живого костра
Вечным криком, закипающим на устах.

А на новой Земле свет ослепит глаза.
А на новой Земле память растает как дым.
И никто не посмеет бросить свой взгляд назад.
И никто не увидит пылающей в небе Звезды…

Из последнего боя никто не уйдет живым…


Когда согреет камень алтаря
Лесной цветок взамен кровавой жертвы,
Не станет ни изгоя, ни царя,
Ни бездны меж свободой и бессмертьем,

Когда с колен поднимутся жрецы,
Без страха глаз богов коснувшись взглядом,
Когда поить устанут мудрецы
Сердца, умы и души лживым ядом,

Скользнет в траву из ослабевших рук,
Распавшись пылью, грозное оружье,
Сокровищем бесценным будет друг,
А золото – лишь тяжестью ненужной,

Когда сумеют сердцем передать
Все то, чего не высказать словами,
Когда узнают, как это – понять,
Что шепчет лес, о чем тоскует камень,

Когда набат на лемех перельют,
Когда считать разучатся потери,
Когда любовь, доверье и уют
Войдут в замков не знающие двери,

Когда из прогоревшего угля
Восстанет древо в огненных объятьях, –
Тогда очнется мертвая земля,
Стряхнув оковы древнего проклятья.



Двум смертям не бывать, не минуешь одной,
А потом – кто куда. Мы, как птицы, вольны.
Всем воздастся по вере. Но, мячик шальной,
Я скачу между небом и шаром земным.
Сколько всяких чудесных миров – просто блеск!
Только мне все неймется, презрев райский сад,
Умирать и рождаться опять на Земле,
И Господь измотался пинать меня в зад.

Все равно я вернусь через век хоть на миг
В этот тысячу раз мною проклятый мир.
Все равно я вернусь, – не понять, для чего, –
Потому что никак не могу без него.

Что я здесь потерял? Что ни жизнь – то вопрос.
Я ведь видел на лицах звериный оскал,
Задыхался от гнева и слезы глотал, –
Почему я к Земле, как корнями, прирос?
В этом мире, друзья, нет покоя ни дня:
И кресты, и костры – это все для меня,
Только вам не отвадить меня от Земли
Громовым заклинанием: “Целься и пли!”

Ведь нельзя же успеть за одну только жизнь
Всех хороших людей меж собой подружить,
Не успеть обойти миллионы дорог,
Увидать, как раскроется каждый цветок.
Здесь закаты и кони в речном серебре,
Здесь не воздух – настой свежескошенных трав…
Как влюбленный дурак, я несу этот бред.
Только тот, кто влюблен, – он, как правило, прав!

Потому я вернусь через век хоть на миг
В этот тысячу раз мною проклятый мир.
Все равно я вернусь, – не понять, для чего, –
Потому что никак не могу без него.



(Сл. Мистардэн)

Над землей безбрежный покой распахнул крыла.
Безмятежный миг застыл на веки веков.
Кто-то скажет: какое счастье – Вечность без зла!
Но однажды счастье выйдет из берегов.

И златые стены тронет могильный тлен,
И слепое небо прольет ядовитый дождь,
И хоть кто-то возжаждет боли и перемен,
И тогда ты снова в неверный свой дом войдешь.

И увидишь – сбылись слепых пророков слова,
Мир качается у края небытия.
И увидишь: она, несмотря ни на что, жива –
Утонувшая в мертвом свете Земля твоя.

Заржавело золото, выдохся фимиам,
И убитой правды не заменила ложь.
И подмыло время, как море, дешевый храм,
И он рухнет, как только ты на порог взойдешь.

Твой несчастный дом, истерзанный немотой,
Уж не раз тебя предавал, только ты простишь.
Ты разрушишь этот похожий на смерть покой,
И опять себя, как прежде, не пощадишь.

И опять проклятье, бездна и сталь цепей,
Ведь опять не понят и снова объявлен злом,
Но ты вновь бросаешь вызов в лицо судьбе,
Ведь несчастный мир тебе не престол, а дом!

Над землей безбрежный покой распахнул крыла.
Безмятежный миг застыл на веки веков.
Кто-то скажет: какое счастье – Вечность без зла!
Но однажды счастье выйдет из берегов.


(сл. Мистардэн)

Будет день – впервые за много лет:
Не откажут крылья, и боль пройдет.
И, простив ненужность свою Земле,
Вновь начнешь оборванный свой полет.

Сердце как звезда, и ясны пути,
На челе – венец серебра луны.
Позабудь о зле, лед оков прости,
Подари Земле золотые сны

О тепле любви, что сметает страх,
О всесилье веры и красоты.
Сердце мира бьется в твоих руках –
Так прими, достойный своей мечты.

Возвращайся – родина в небесах:
Ведь не зря казалась Земля тесна.
Сердце мира бьется звездой в руках,
И дорога в Вечность светла, ясна.

И свобода рядом – навек сестра,
Не откажет больше крыло твое.
Но, держа звезду в молодых руках,
Не забудь о мире, где взял ее.

Возвращайся в мир, что дарил ее,
Ждет Земля тебя, что зажгла ее.



Скачать сборник текстов с аккордами в формате Microsoft Word (46 Кб)

Стихи, музыка, исполнение и рисунки © Martyel, если не указано другое